Эрос и Танатос: о кинематографическом грехе

54-я Венецианская биеннале \ Итальянский павильон

54-я Венецианская биеннале \ Итальянский павильон

54-я Венецианская биеннале \ Итальянский павильон

54-я Венецианская биеннале \ Итальянский павильон

54-я Венецианская биеннале \ Итальянский павильон

54-я Венецианская биеннале \ Итальянский павильон

54-я Венецианская биеннале \ Итальянский павильон

54-я Венецианская биеннале \ Итальянский павильон

54-я Венецианская биеннале \ Итальянский павильон

54-я Венецианская биеннале \ Итальянский павильон

54-я Венецианская биеннале \ Итальянский павильон

Архив! Опубликовано в pARTisan #15

ЭРОС И ТАНАТОС: К ВОПРОСУ О ФУНКЦИОНИРОВАНИИ ШЕСТЕРЕНОК МАШИНЫ КИНЕМАТОГРАФИЧЕСКОГО ГРЕХА

Продолжение. Начало в #13’2011

В прошлой части нашего исследования мы взяли на себя смелость порассуждать о том, зачем же персонажи фильмов ужасов занимаются сексом в неподходящее время в неподходящем месте. Зачем создатели фильмов закладывают эти престранные семантические мины в и без того истощенный нарратив? И к каким выводам мы пришли?

На примере киносаги «Пятница, 13» стало совершенно очевидно, что персонажи занимаются этим трудоемким делом исключительно с целью приближения путешествия в мир лучший. Но так же очевидно нам стало и то, что необязательно заниматься сексом — старина Джейсон все равно отправит в лучший мир посредством нехитрого сельхозинвентаря того, кого сочтет достойным своего внимания.

Впрочем, не страдают ли наши киноведческие записки при таком узком специфическом объекте исследования некоторой однобокостью? Безусловно, страдают. Лагерь Кристалл Лейк и его окрестности, конечно, могут нами трактоваться как модель универсума. Но универсумом они от этого не становятся. К тому же кроме США на карте (да и на глобусе) Земли (но не иного небесного тела) по-прежнему можно обнаружить другие страны и даже континенты и части света. Европу, к примеру…

Безусловно, на фоне того, что творилось в искусстве Старого света на протяжении ХХ столетия, американское искусство выглядит безупречно невинным, если не сказать буквально чистым и гигиеничным. Порой при беглом взгляде на европейское искусство может показаться, что сверхзадача всех этих сомнительных персонажей, именуемых художниками, — залить уриной и засыпать экскрементами все то, что оказалось неподалеку.

Достаточно вспомнить старика Гюнтера Брюса, прилюдно занимавшегося уринотерапией и рукоблудием, или же Дженезиса П. Орриджа, также прославившегося прилюдным сеансом креативной уринотерапии: живая вода поступала в организм культурного героя посредством клизмы. И, конечно же, нельзя в этой связи не упомянуть итальянца Пьеро Манцони, продававшего серию своих эксклюзивных консервов «Дерьмо художника» по цене золота.

Отдельного упоминания в этой связи заслуживают галерея Тейт, музей Помпиду, музей современного искусства в Нью-Йорке, овладевшие этими экспонатами и, после того как выяснилось, что в одной из банок серии содержался цемент, а не самое личное, самое интимное из того, что может подарить художник своему зрителю, заявившие о том, что не станут вскрывать свои баночки — пусть сохранится интрига.

Конечно, американский кинематограф неоднократно обращался к старой теме заката Европы. Один из последних примеров — фильм «Человеческая многоножка» Тома Сикса. Это зловещая история о немецком докторе (а ведь киноискусство испокон веку славилось немецкими докторами), который провел уникальный эксперимент — соединил в одно целое трех мирных граждан посредством объединения их пищеварительной системы. Конечно, подбор мирных граждан едва ли случаен: это японец и две американки.

И не случайно получается так, что американкам достается участь переваривать продукты жизнедеятельности японской части общего организма. Но явно в этом фильме сквозит и позиция эстетического толка. То ли это тонкая аллюзия на бесчисленные «Звонки», попавшие из японского киноорганизма в пищеварительную систему американского кино, то ли, быть может, режиссер намекает на излишнюю метафоричность кино европейского, в особенности немецкого?

Но, как, возможно, уже догадался наш читатель, маловероятно, что многоножка предается блуду. По этой причине данное экранное полотно не подходит для нашего пристального анализа. Зато очень увлекательно и показательно полотно другое — «Хостел».

II. ПО НАПРАЛЕНИЮ К ХОСТЕЛУ

Действие первой части этого фильма разворачивается в старушке Европе. Два молодых американца путешествуют по чужому континенту. Надо отметить, что многое их смущает в путешествии: то девушки курят, то случайный попутчик, мало того что принимается есть руками, так еще и вытирает их потом о бедро молодого американца, мечтающего стать писателем. Потом еще окажется, что очень опасно не дать европейским немытым детям сигарету или жевательную резинку.

Странен и европейский друг Оли. Он, с позволения сказать, на фоне американских студентов смотрится не очень глубокомысленным человеком: к примеру, зачем-то наносит себе незамысловатый рисунок на зад и всем его демонстрирует, видимо, имея в виду, что это смешно. (Кстати, режиссер фильма Элай Рот даже принес потом свои официальные извинения президенту Исландии за то, что показал в своем фильме такого исландца. А президент даже и не обиделся, а просто посмеялся.)

Впрочем, у молодых американцев есть свои намерения: на их взгляд, нельзя возвращаться домой, не отодрав какую-нибудь европейку. Опоздав в амстердамский хостел, молодые люди сталкиваются с какой-то прямо недобродушной реакцией европейцев, от которой их спасает юноша по имени Алексей, носящий одежду спортивного стиля.

Со своим новым приятелем путешественники делятся планами: они держат путь в Барселону, где Оли пообещал им знакомство с легкомысленными представительницами женского пола (читатель, не задумался ли ты на этом месте о том, что, возможно, Джейсон переборщил с сексуальным воспитанием своей нации?). Алексей сразу же объясняет, что, собственно, было бы целесообразнее молодым секс-туристам съездить в Украину, под Одессу, но коль уж они настолько не владеют вопросом, то им не поздно заглянуть в другой братский славянский город — Братиславу, которая славится тем, что именно здесь производится вся пластмасса в Словакии.

Конечно, молодые люди направляются в город, где Джейсон не пропагандировал культ нравственности. В хостеле юноши сталкиваются с небольшой проблемой: оказывается, что все номера в нем совместные. Но администрация хостела тем самым подготовила путешественникам и бонус — любвеобильных, не пластмассовых девушек с подозрительно славянскими именами Светлана и Наталья.

Но вскоре вновь становится очевидным парадокс, уже отмеченный нами в контексте истории Джейсона. По странному стечению обстоятельств, казалось бы, направленные на увеличение численности людей мероприятия приводят, наоборот, к сокращению поголовья. Сначала исчезает Оли. Американские друзья отправляются на его поиски, но в результате по совету носительниц славянских имен оказываются на подозрительном арт-шоу (да, именно так барышни и охарактеризовали это место).

Наверное, это не что иное, как тонкий намек на восточноевропейскую арт-школу, ставшую на рубеже столетий самой жесткой в мире. Так это или иначе, но оказывается, что на арт-шоу друзья прибывают аккурат для того, чего когда-то не сделали с Мариной Абрамович (хоть и было предложено), — для того чтобы их всяко-разно истязали, а потом и убили. Этим занимается клуб не ищущих славы художников по телу — Elite Hunting

В какой-то момент начинает казаться, что это история о пользе здорового вегетарианского образа жизни. Пэкстон, убежденный вегетарианец, оказывается лицом к лицу со своим потенциальным убийцей. Внутренний мир молодого человека вырывается наружу в виде рвотных масс, на которых возьми да поскользнись незадачливый убийца. Буквально через несколько минут Пэкстон свободен. И даже спасает японскую девушку Кану, которой какой-то боди-артист уже удалил глаз (то ли из тупого садизма, то ли восстанавливая право первородства западного «Андалузского пса» над всяким восточным «Глазом»). После совершенно случайно Пэкстон возьми да раздави, едучи на машине, нехороших девушек, заманивших его на такое арт-шоу. Единственное рациональное объяснение этому стечению многочисленных счастливых обстоятельств — это, конечно же, вегетарианство.

Фильм завершается на вокзале родины венского акционизма. Девушка Кан, увидев свое отражение, кидается под проходящий поезд, видимо, имея в виду то ли Анну Каренину, то ли андалузского пса, то ли, как ни странно, чей-то глаз, то ли какую-нибудь специфическую японскую историю. А Пэкстон в привокзальном туалете родины венского акционизма встречает элитного охотника, который в начале фильма ел руками, а на его протяжении совершал и более возмутительные поступки. И тут вегетарианство торжествует над пожиранием плоти: неряха умерщвлен на толчке.

Итог фильма — 150 израсходованных галлонов крови. Едва ли такое количество снилось Герману Нитшу. Но и возникает закономерная мысль: очевидно, в Америке не стало разврата, за ним американцы потянулись в Европу, в которой работает та же мрачная схема, причем более циничная.

При просмотре второй части «Хостела» возникает подозрение, что фильм этот — американский «Хазарский словарь» с мужской и женской версиями. Действительно, в первую очередь в глаза бросаются различия сугубо гендерные. На этот раз три американки изучают искусство в Италии (одна из них, по свидетельству своих подруг, член видела разве что у Боттичелли и ведет по этому поводу дневник волнующих впечатлений). И вновь предпринимается путешествие в несколько более восточную Европу — в Прагу, а там и до словацкого спа-курорта, на котором как раз разворачивается праздник урожая, рукой подать. Причем, естественно, что в комплекс спа-услуг входит и то самое, за интерес к чему в пределах этой жанровой конструкции принято расплачиваться вовсе не прибавлением семейства.

Конечно же, вновь ничего не подозревающие американские граждане оказываются во власти радикальных боди-артистов. И вновь появляется немало отсылок к сокровищнице мирового киноискусства. К примеру, в виде эпизода, в котором снялся Руджеро Деодато, неоднократно режиссировавший ады каннибалов. На этот раз он предстал в контексте рая каннибала, под музыку Бизе откушывая лакомые кусочки от неизвестного, но явно изголодавшегося по сексуальной жизни туриста.

Конечно, можно отметить и некоторые отличия от первой части. Поскольку это — женская версия «Хазарского словаря», то появляется и боди-артист женского пола, устраивающий элегантный перформанс в честь Элизабет Батори. Еще один из боди-артеров так сформулирует свою претензию к предполагаемой жертве, как капля воды похожей на его жену: «Ты не дала мне». Вот на этом месте и кажется, что с сексуальным воспитанием в Америке перестарались: граждане США устремились в Европу как непосредственно за сексом, так и за избавлением от комплексов, обретенных на почве воздержания.

А результат печален: то возможность предоставить не желающей стареть незнакомой тетке молодильную ванну из собственной кровушки, то интересная часть тела, съеденная собакой по имени Миша. Даже и непонятно, стоит ли вводить здесь традиционную дефиницию «палач — жертва»? Тем более что Миша проглатывает плоть того самого человека, жена которого обрекла его на постоянную фрустрацию.

Видимо, этот вопрос заинтересовал и Элая Рота, решившего третью часть своей истории перенести в Лас-Вегас. Быть может, подобно Павичу, он захотел издать андрогинную версию «Хазарского словаря». А может, он просто (как заявил об этом на весь мир Квентин Тарантино) жид-медведь.

Светлана Смульская

Окончание читайте в pARTisan #18’2012

Фотографии © Андрей Дурейко

Мнения авторов статьи могут не совпадать с мнениями редакции. Если вы заметили ошибки, пожалуйста, пишите нам.


Leave a Reply


pARTisan©, 2012-2024. Дизайн: Vera Reshto. Вёрстка: Swagg.byАнтивирус для сайта WordPres СтопВирус

107 queries in 0,318 seconds.