Архив! © pARTisan #18’2011

Проект «Яна не можа сказаць НЕБА» представлял галерею «Ў» на ярмарке современного искусства ARTVILNIUS’11 (13.07.2011 — 17.07.2011), где он стал лауреатом в номинации «Лучшая экспозиция зарубежной галереи». 28 июля 2011 года экспозиция была представлена минской публике в галерее «Ў» и сразу же вызвала бурную публичную реакцию.

Что стало причиной успеха, и почему именно этот проект был удостоен внимания международного арт-сообщества?

Успех проекта «Яна не можа сказаць НЕБА» на ARTVILNIUS’11, где он стал не только лауреатом, но и удостоился неофициального внимания президента Литвы, кажется вполне закономерным.

Кураторы Алексей Лунев, Валентина Киселева и Сергей Шабохин (художники: АРЧ, Руслан Вашкевич, Жанна Гладко, Алексей Губарев, Михаил Гулин, Владимир Лаппо, Гаспар де Ло, Алексей Лунев, Тамара Соколова, Игорь Савченко, Антонина Слободчикова, Сергей Шабохин) привезли на ярмарку искусств не коллекцию работ «на продажу», но выставку с четко обозначенной концепцией, таким образом поставив ее априори особняком от большинства проектов на ARTVILNIUS’11.

Центральной темой проекта кураторы обозначили внутренний эскапизм художника «ва ўмовах варожай акупацыі» [1] в Беларуси. Группа кураторов пересмотрела в границах беларусской действительности старый, но все еще популярный в академических кругах тезис о том, что «настоящий творец» должен добровольно запереться в башне из слоновой кости.

По их мнению, в Беларуси происходит отнюдь не добровольное изгнание художников из жизни общества.

«Стратэгіі творчага выжывання» художников в этой ситуации изоляции и стали объектами экспонирования. В глазах жюри концепция проекта выглядела беспроигрышно. Обращаясь к проблематике Беларуси (об этом прямо декларируется в аннотации), выставка обрела некоторое очарование для иностранного зрителя. Природа этого очарования кроется в том, что мы (белорусы) и наша страна (Беларусь) — не такие, как остальные народы и страны.

В силу определенных исторических обстоятельств мы действительно иные. Вопреки расхожим мнениям, мы коренным образом отличаемся даже от ближайших друзей-врагов. Поэтому все, так или иначе связанное с Беларусью, за ее пределами обладает этим очарованием инаковости (неспроста же в голливудских фильмах красавицы всегда влюбляются именно в странных парней). Не разделяя скептицизм Максима Жбанкова по этому поводу, не могу не привести его точную мысль о том, что

Беларусь для иностранцев выглядит как «загадочный заповедник культурных мутаций» [2].

Вопрос о том, плохо это или все-таки в этом есть определенный исторический шанс для нас, остается открытым [3].

После триумфа на ARTVILNIUS’11 экспозиция «Яна не можа сказаць НЕБА» была представлена в галерее «Ў». Реакция минской публики оказалась куда более прохладной, вплоть до призывов «сжечь выставку и галерею» [4]. Такая ситуация является весьма типичной для минской арт-среды.

Ярые критики экспозиции взяли на вооружение свои привычные самодвижущиеся аргументы вроде «это плохое искусство, потому что это не искусство» или «это плохое искусство, потому что оно о плохом».

При этом «хорошее искусство» в их понимании удивительным образом совпадает с тем, что в западной художественной традиции именуется «дизайном» и «иллюстрацией».

Эти критики чувствуют себя вполне комфортно в своей дорефлексивной неприязни к искусству, не укладывающемуся в их критерии.

На противоположном полюсе общественного мнения сосредоточился круг людей, которые косвенно или непосредственно имеют отношение к галерее «Ў» и к этому проекту. Между этими противоположными берегами раскинулось бескрайнее море Молчаливого Белорусского Большинства, которое молчит обо всем, в том числе и об искусстве.

Молчаливое большинство и есть те самые «ОНИ»,

которые появляются в одной из центральных работ выставки — «Практики подчинения» Сергея Шабохина. Герметичность эскапистской позиции художника отчетливо проявляется через демонизацию образа «их» в сопроводительных текстах. На небольших по формату черно-белых фотографиях представляет следы «их» присутствия, застывшие в повседневных вещах — советские звезды, амбарные замки, пустые гнезда для праздничных красно-зеленых флагов и прочее.

Кроме фотографий и текстов, Шабохин вводит в экспозиционное пространство и реальные элементы белорусской материальной реальности, доставшиеся по наследству от социалистического прошлого — торчащие из стен трубы, вспученные швы, забитые сливные стоки. Это кажется особенно удачной находкой.

Другой работой, которая очевидным образом объективизирует материальность и нашу историю, является реди-мейд Алексея Лунева «Мамино платье». Этот простой и типичный предмет, утилитарный и лишенный привычного товарного фетишизма (вспомните, как соблазнительно выглядят дорогие телефоны или автомобили), отчетливо характеризует свое время. Для нас, привыкших к агрессивной сексуальности в рекламе и визуальном образе в принципе, кажется парадоксальным ее отсутствие в женском платье.

Осознание этого позволяет увидеть в реди-мейде Лунева не только его материальность, но и стоящие за ней идеи эпохи. Это становится возможным только благодаря работе кураторов. В их силах перенести экспонат этнографического музея в музей современного искусства и дать возможность зрителям идейно осмыслить его.

Экспозиция вполне естественно и логично переходит от ревизии материальной культуры (работы Шабохина и Лунева) к ее противоположности — религиозному сознанию. В работе «Присутствие» Жанна Гладко организует фотографии религиозных атрибутов и символов, распечатанные на ткани, в многослойную инсталляцию, где они накладываются друг на друга и интерферируют, образуя причудливые визуальные комбинации. Те фотографии, которые находятся на нижнем слое инсталляции, остаются скрытыми от зрителя, что наталкивает на мысль о том, что именно они и являются наиболее личными образами религиозного сознания художницы.

«Присутствие» можно рассматривать как метафору религиозного сознания в XXI веке, которое уже избавилось от догматизма религиозных образов. И потому стала возможна их художественная апроприация. Рассматривая, углубляясь и переходя на нижние слои инсталляции, зритель воспроизводит эту религиозную рефлексию художницы (ведь рефлексия и есть углубление в себя в позитивном смысле).

Перекликается с идеей личных образов работа Алексея Лунева «Асабiстыя абразы» (где «абразы» могут трактоваться двусмысленно). Работа состоит из серии анонимных фотографий, вырванных из газетного контекста, которые являются для художника одновременно и личным оскорблением, и источником вдохновения. Другим источником вдохновения для изолированного субъекта становится он сам. В автопортретах Гаспара де Ло и Алексея Губарева прослеживается эта сторона изоляции.

Две работы художника А.Р.Ч. и серия «Текафрагмы» Владимира Лаппо репрезентовали маргинальное измерение эскапизма. Убегая, эти авторы пересекают некоторые приемлемые обществом границы (позднелат. marginalis — находящийся на грани) и оказываются в областях, где еще не ступала нога ни художника, ни зрителя.

Можно говорить о том, что маргинальное искусство является всегда радикально эскапистским, так как оно единственное действительно бежит от реальности.

Серия «Текафрагмы» Владимира Лаппо, например, является посмертными слепками различных насекомых и одной крысы, отлитыми в бронзе. Подобную монументализацию обыденной и естественной смерти можно рассматривать как идеальную антитезу бронзовым мертвецам на центральных площадях Минска (мертвецам не только в буквальном смысле, но в идейном и символическом).

Несмотря на положительные впечатления от проекта, в нем присутствовала некоторая «калейдоскопичность». Из-за того, что авторами был заявлен действительно широкий диапазон различных художественных стратегий, некоторые работы было сложно осмыслить в рамках «авторский эскапизм или личные переживания»? Возникло ощущение, что с таким же успехом эту работу можно экспонировать на любой другой выставке с любой другой концепцией. А это очень опасное ощущение для современного искусства.

Резюмируя, хочется отметить, что «Яна не можа сказаць НЕБА» — действительно хорошая выставка с актуальной концепцией, которая была озвучена не только в аннотации, но и посредством языка современного искусства. К несчастью, большинство беларусских посетителей все еще ожидают от экспозиций красивого шоу, позитивного спектакля, перестрелок и погонь. Именно потому они так и не смогли поддаться меланхоличному очарованию этой выставки.

Современное искусство для большинства в Беларуси по-прежнему остается непонятным, некрасивым и спекулирующим политическими и социальными проблемами.

В этом и есть причина парадоксальной ситуации, когда беларусское искусство находит признание за рубежом, но не дома. [5]

Между ним и белорусским зрителем возникла стена отчуждения. К счастью, в истории есть множество положительных примеров, которые дают основания для надежды, что это отчуждение будет преодолено. Вольтеру, например, пришлось не менее 6 раз бежать из родной Франции для того, чтобы в 84 года вернуться назад окончательно и с триумфом.

Вадим Добровольский

Фотографии © artaktivist.org

[1] Из аннотации к выставке «Яна не можа сказаць НЕБА».

[2] Вероятно, не только «выглядит как», но и является. Тех, кто не согласен с этим утверждением, отсылаю к фотографиям с фестиваля «Дажынки-2011». Белорусские «венеры в салями» определенно стоят где-то в стороне от мировых культурных трендов.

[3] Примером позитивного взгляда на нашу инаковость является концепция Валентина Акудовича «Беларусь как постмодернистский проект».

[4] С этим и другими мнениями подобного рода можно ознакомиться в репортаже Еврорадио «Лепшую замежную выставу трэба спалiць. Цi адправiць у Венецыю» (http://euroradio.fm/report/lepshuyu-zamezhnuyu-vystavu-treba-spalits-tsi-adpravits-u-venetsyyu-41659).

[5] Можно вспомнить еще одну недавнюю выставку «Opening the Door? Belarusian Art Today», которая получила отличную западную прессу и массу гневной критики у нас.

Мнения авторов не всегда совпадают с позицией редакции. Если вы заметили ошибки, пожалуйста, пишите нам.